В июле 1995 года в сердце Европы произошла ужасная трагедия: боснийцы-мусульмане, в основном мужчины и мальчики, погибли в резне вблизи города Сребреница во время Боснийской войны. Около 25 000 стали жертвами домогательств или были изнасилованы, а также подверглись другим формам издевательств. Мунира Субашич, президент организации «Матери Сребреницы» (Босния и Герцеговина), вспоминает, что 11–13 июля более 10 700 человек были убиты: мужчины, женщины, дети, старики — не жалели никого. Сама она потеряла в геноциде 22 членов своей семьи: отца, мужа, сына, двух сестер и трех братьев, свекра, двух братьев мужа и их семьи.
Судьба ее 17-летнего сына оставалась неизвестной много лет, пока не нашли его останки: две маленькие косточки в двух братских могилах, на расстоянии 25 км друг от друга. Ее старший сын, в то время 22-летний и служивший в армии, смог добраться территории, контролируемой боснийцами. Лишь через несколько месяцев Мунира наконец встретилась с ним — и это вернуло ей смысл жизни.
Прошло 23 года, боль не утихает. Родственники жертв еще вынуждены бороться за обнародование правды, а также за возможность похоронить кости своих детей.
2004 единогласным решением Апелляционной палаты Международного уголовного трибунала по бывшей Югославии в Гааге массовая резня мужского населения анклава признана геноцидом; это решение было поддержано Международным судом ООН в 2007 году.
8 июля 2015 Россия по требованию Республики Сербской и Сербии ветировала резолюцию ООН, осуждающую резню в Сребренице как геноцид. 9 июля 2015 года Европарламент и Конгресс США приняли резолюции, подтверждающие определение этого преступления как геноцид.
Мунира Субашич посетила Киев в мае 2018-го, приняв участие в мероприятиях ко Дню матери, и любезно согласилась ответить на вопросы о самой большой трагедии в ее жизни.
— В течение нескольких прошлых лет найдено, эксгумировано и наконец похоронено должным образом несколько тел, идентифицированных как жертвы Сребреницы. Впрочем, говорят, что следует найти еще немало таких захоронений. Имеете ли Вы хотя бы общее представление, сколько еще подобных страшных находок ожидать в будущем?
— Мы ищем еще около 2000 человек. Ежедневно находят новые части тел. Проблема в том, что найти целое тело — это редкий случай, обычно приходится собирать буквально кусочки тел убитых. И даже сегодня мы хороним эти части тел, после их идентификации.
Когда нашли первые братские могилы, и началась эксгумация, выяснилось, что эти захоронения были еще ужаснее, чем мы могли представить. Дело в том, что люди, которые убили наших детей, не просто похоронили их в братских могилах — они расчленили тела и перемешали части перед тем, как закопать. Вот почему можно найти ногу человека в одной могиле, руку — в другой, а палец — еще в другой. Там были врачи и эксперты, которые сравнивали части тел из разных могил и пытались собрать вместе части тела, принадлежащие одному лицу.
Лично я была вынуждена похоронить только две косточки — все, что нашли от моего младшего сына. Они копали и копали, но до сих пор больше никаких его остатков не найдено. Знаете, это лишь усиливает боль от того, что его убили: 18 лет ожидания, пока найдут остатки его тела, — и тут такое! Когда мать рожает ребенка, у этого ребенка есть все части тела: руки, ноги, голова — все на месте! А потом находят только эти две косточки, находят в двух разных массовых захоронениях, на расстоянии 25 км друг от друга, и только ДНК-тестирование позволяет составить их вместе.
Когда сербы первыми находили эти массовые захоронения — они пытались уничтожать их, чтобы скрыть свои преступления. Одна американская организация взяла образцы крови у живых родственников для исследования, чтобы таким образом идентифицировать найденные фрагменты, если они принадлежали пропавшему без вести родственнику этого лица. Большинство матерей получили лишь куски тел своих детей для захоронения; немногим из нас повезло получить все тело.
Но даже получив для захоронения лишь кусочек останков своего ребенка, бедная иметь по крайней мере имеет материальное доказательство, что ее ребенок вообще существовал — это тоже удача, потому что другие матери не могут найти ни одной части, словно их ребенка никогда не было на этом свете. Для них Мемориал в Сребренице — единственное место, где они могут оплакать своего ребенка! Это так больно, столько боли! Сильная боль, которая никогда не утихает.
— Я читала ужасную историю, что в ходе этих событий люди искали защиты на базе «голубых касок», миротворцев ООН, — но им отказали...
— Да, и мы судились из-за этого с властями Нидерландов, с голландским Министерством обороны. Судебные слушания дела продолжались 13 лет, и в конце концов из-за приговора Трибунала, они должны были признать, что Нидерланды на 30% виноваты в том, что случилось. Полной ответственности они не признали. Но, к сожалению, подобные ситуации происходили в июле 1995 года не только в Сребренице, но и в других местах. Обидно, но «голубые каски» ООН — не только голландцы, но и миротворцы из других стран, в частности Украины, не защитили мирное население. Они все нас предали.
Люди, которые должны были защищать мирных жителей, предали нас. И голландские, и украинские солдаты были там с миссией защитить мирное боснийское населения, но не сделали этого. Тот самолет с гражданами Нидерландов, сбитый над украинской территорией (MH-17. — T. Е.) может показаться несчастным случаем, но если посмотреть назад в историю, мне кажется, что в этом есть горький урок.
Что бы ты ни сделал — своими действиями или бездействием, — это вернется к тебе чем-то вдвое худшим, и тогда ваши матери плачут над своими убитыми детьми. Возможно, однажды, отдав дань скорби над собственными потерями, люди, подвевшие нас, задумаются над последовательностью этих событий и осознают неправильность их решений в 1995-м, о том, как эти решения повлияли на судьбы людей, сколько боли и трагедий вызвали.
— Так ли я понимаю: те, кто выжил в этой резне, остались живы случайно или из-за того, что убийцы устали убивать? Никто не пришел на помощь?
— Да. Но говорить, что мы, матери, «выжили» — это преувеличение. Когда убивают твоего сына и мужа, насилуют твою дочь — ты умираешь изнутри, тотчас. Теперь мы просто... живые мертвецы. Надеюсь, больше никому и никогда не придется пережить нечто подобное.
— Что нужно вашему народу, чтобы отойти от этой ужасной трагедии?
— Для преодоления чего-то такого значительного и трагического нужна добрая воля обеих сторон. Мы не воспитываем наших детей в ненависти, но делаем все, чтобы они знали и помнили правду.
К сожалению, время не лечит. Единственный способ — когда люди, виновные в этих преступлениях, признают их и покаются, попросят прощения. Как это сделали немцы перед евреями после II мировой войны. Возможно, станет легче, когда они это сделают, а пока они отрицают свою ответственность за то, что произошло, — невозможно оставить эту ситуацию в прошлом и просто жить дальше. Сегодня мы видим, что военных преступников провозглашают народными героями, в их честь называют школы и улицы, эти люди на свободе — но ведь на их совести смерть 10 700 человек только в одной Сребренице!
Вместо того, чтобы предстать перед судом и понести наказание за свои преступления, эти люди получают награды и почести! Такова наша жизнь. Мы молим Бога, чтобы ничего подобного больше не случилось.
Любая мать, как бы ее ни звали, какой бы веры ни была — мусульманка, сербка, хорватка, рома, иудейка — она прежде всего мать. То, что мы — матери, объединяет нас во всем мире. Мы сотрудничаем даже с матерями, чьи дети убили наших детей, ведь никто не поймет мать лучше другой матери. Поэтому мы, матери, рассказываем о том, что произошло в Сребренице, всему миру.
Возможно, однажды Вы приедете в Сребреницу и увидите место, где стоит Мемориал, прочитаете высеченные имена жертв и даты их рождения и смерти... Чтобы осознать масштаб трагедии, больше ничего и не надо: среди них — младенцы, пожилые люди, даже столетние! Убийцам было все равно, какой возраст, пол и происхождение жертв.
— Вы сказали, что «Матери Сребреницы» сотрудничают с матерями убийц ваших детей. В чем именно заключается это сотрудничество?
— Например, убит чей-то ребенок, и мать даже не может найти останки. Тогда мы связываемся с организациями солдатских матерей с той стороны, ведь факты, в которых мы так нуждаемся, — в их руках. Мы спрашиваем у тех матерей, не знают ли они случайно что-то о массовых захоронениях, которые не были найдены? Хотя бы приблизительное расположение таких захоронений?
Свидетельствуют ли они против собственных детей? Конечно, нет. Но они по крайней мере могут дать нам подсказку, где есть другие захоронения, и где больше матерей смогут найти хотя бы фрагменты тела своего ребенка. Все держится на совести и сочувствии, ведь каждая мать может понять, как это — потерять своего ребенка и даже не иметь возможности ее похоронить. Многие из них не хотят умирать, не дав хоть намек матерям жертв. А мы не хотим умирать, пока последняя жертва не будет иметь собственной могилы, потому что это наша ответственность и перед теми матерями, кто не дожил до такого дня. Так мы и сотрудничаем.
Беседовала Татьяна Евлоева