Михаил Якубович
Этот вопрос на первый взгляд кажется провокативным и даже трагическим, ведь ни для кого не секрет, что наиболее «мусульманские регионы» Украины, в частности Крым и Донбасс, где проживают более 400 тыс. верующих, не просто оказались в другой реальности — их население в основном приобрело, пусть и не признанное, российское гражданство. С 2013 года многие мусульмане стали участниками гражданских протестов, а впоследствии и военных действий на стороне Украины, среди них и некоторое количество иностранцев. В конце концов, мусульманская миграция в Украину не прекратилась, и хотя она не имеет таких объемов, как в странах ЕС, да и в публичном дискурсе не очень обсуждается, исламское сообщество Украины становится все более разнообразным.
Имеющиеся социологические исследования, к сожалению, охватывают «исламскую составляющую» украинского религиозного пространства лишь косвенно, смысложизненные и политические предпочтения украинских мусульман понятны лишь фрагментарно, поэтому вопрос самоопределенности мусульманских общин в условиях военной угрозы, по крайней мере их отношение к войне и мобилизации, с социологической точки зрения, откровенно «висит в воздухе». За исключением недавнего интервью муфтия ДУМУ «Умма» Саида Исмагилова с красноречивым названием «В Украине создан феномен: мусульмане отстаивают национальные интересы», исламское сообщество на публичном уровне особого интереса к этой теме не проявляло. В какой-то степени объяснить это можно религиозной демографией: многие мусульмане Украины, особенно Киева — это иностранцы. Мусульманское сообщество остается в основном русскоязычным, и в Украине нет ни одной мечети, где постоянно читались бы проповеди на украинском языке.
Очень часто украинские мусульмане представлены и разными транснациональными движениями, занимающими принципиально аполитичную позицию (салафиты «мадхалитского» направления) или вмешивающимся в вопрос политики и безопасности очень выборочно (хабашиты). Все это создает некий парадокс, хорошим примером которого является движение «Хизб ут-Тахрир». Представители последнего направления, ставящие своей целью ненасильственное строительство «халифата», в их понимании, и ставшие едва ли не главным субъектом преследований в Крыму, избегают политического и военного участия в проукраинском движении, поскольку в принципе демократическое государство считают злом (один из их лозунгов — «Демократия — система неверия»). В понимании мусульманских движений, которые жизнь в светском государстве называют «вынужденной» (дарура) и не соответствующей исламским принципам, что Украина, что Россия мало чем отличаются друг от друга. Разве что Украина с ее религиозной свободой выглядит как «меньшее зло». Поэтому Украина после 2014 года стала убежищем для многих выходцев из РФ, которые там обвиняются, часто действительно безосновательно, в экстремизме. Некоторые из них даже участвовали в АТО/ООС в составе украинских добровольческих батальонов. Несмотря на это, можно вспомнить и немало противоположных примеров: Духовное управление мусульман Крыма с 2014 года довольно легко вписалось в российскую систему религиозно-государственных отношений, где лояльная верхушка религиозных организаций имеет соответствующее обеспечение от государственных или негосударственных (но слитых с властью) структур. Эти инвестиции дают свои соответствующие плоды: сегодня представительство российских мусульман — будь то ДУМ РФ, ЦДУМ или ДУМ РТ и другие духовные управления — имеет широкие и влиятельные международные связи, обеспечивая имидж России как государства, где мусульмане пользуются всеми правами и материальными благами. Однако эта вертикаль, построенная в РФ, ярко контрастирует с «горизонталью», где в «нецентральных» регионах мусульманская жизнь бурлит совсем не столь ярко, а часто даже трагически.
В дискуссиях, которые пусть и непублично, но ведутся между украинскими и российскими мусульманами при всем этническом и конфессиональном разнообразии первых и вторых, часто слышится аргумент, что в прошлом как Украины, так и России на мусульманском, в частности «золотоордынском» пространстве не было вообще, что, скажем, «по справедливости Крым вообще принадлежит Турции» (цитата из фейсбук-полемики). Более того, Россия является «правопреемницей Золотой Орды», и если в Украине историки-полемисты часто вкладывают в этот тезис негативное значение, показывая «неевропейство» и «дикость» северного соседа, то в самой РФ все иначе. Например, в этом году там празднуется 1100-летие принятия ислама Волжской Булгарией, и российское исламское сообщество, по крайней мере на официальном уровне, активно демонстрирует свое значимое место в системе российской государственности. Конечно, страна из почти 20 млн мусульман чрезвычайно сложна и неоднородна, но, как показали события в Крыму, в плане поддержки внешней политики руководства РФ оппозиционных голосов из самого мусульманского сообщества страны практически не слышно, поэтому и не стоит особо их ждать.
Впрочем, если говорить об исторической тематике, трудно не заметить следующего факта. Вытеснение коренного мусульманского населения с юга Украины — вплоть до аннексии Крымского ханства и впоследствии депортации крымских татар — происходило именно благодаря вхождению этих земель в Российскую империю. Проще говоря, чем больше на юге Украины было России, тем меньше там становилось мусульман. Впоследствии те же победители написали свою историю, где мусульмане юга Украины предстают дикарями и варварами, которых следовало «цивилизовать», и пр. Вообще часто пристрастное отношение украинской историографии к «южному вектору» — и речь не только о Крымском ханстве, но и об Османской империи и всем исламском мире — основано именно на мифотворчестве советской науки. К сожалению, за годы независимости украинская гуманитаристика так и не смогла преодолеть тот клин, который почти два столетия между исламским миром и Украиной вбивала Российская империя. Даже с перспективы, скажем так, «лесной» Украины, то есть северо-западной части, заметен парадокс: отношения с Крымским ханством действительно были сложными, население страдало от «татарских набегов» (как, впрочем, и от действий других региональных игроков), однако аннексия Крыма и полная оккупация юга Украины в начале ХІХ ст. безраздельно «зацементировали» российское влияние в Украине на долгое время вперед. Даже сегодня именно Турция как важный геополитический игрок держит баланс сил в Черном море и является едва ли не единственным государством мусульманского мира, последовательно поддерживающим территориальную целостность Украины.
Вывод, как видим, очень простой: каких бы ориентиров не придерживались мусульмане Украины, вхождение в пространство российского влияния исторически заканчивалось для них чрезвычайно трагически — как во времена Российской империи, так и СССР: юг Украины должен был быть пространством, лояльным Москве и лишенным любых «представляющих угрозу инородцев». И сегодня, учитывая темпы заселения Крыма выходцами из «глубинной РФ», удельный вес мусульманского населения в регионе падает, уменьшается его влияние на всех уровнях, а «окна» политических или других возможностей достаточно решительно зарешечены. Создан идеал мусульманина, который будет в политическом смысле «сидеть тихо», избегая «лишних движений». Поэтому, несмотря на отсутствие социологически обоснованного ответа на вышеупомянутый вопрос, можно сказать только одно: в «подроссийской» Украине, очередной «Малороссии» или «Новороссии» будущего у украинских мусульман не будет — и это понимают все, даже деятели с «принципиально аполитичной» позицией. Не пора ли об этом заявить вслух?
