Все книги, которые написал Юрий Горлис-Горский, были о том, что лично он видел и пережил.
«В одиночестве перебрать день за днем, год за годом то, что уже ушло в прошлое, воспроизвести в себе пережитые радости и боли, пережить их еще и еще раз... Болезненную привлекательность этого „занятия“ понимает только тот, у кого есть что вспомнить: кто любил и ненавидел всей душой, кто знает вкус голода и музыку опасности, кто встречался на узкой дорожке лицом к лицу со смертью…» — так начинается книга Горлиса-Горского «Во вражеском лагере».
В книге рассказывается, как по заданию командования украинских повстанцев Юрий был внедрен в органы ГПУ (политическая полиция Советской России). Обладая прекрасной выдержкой и незаурядными актерскими способностями, Горлис-Горский узнавал о планируемых спецоперациях чекистов и передавал информацию своим боевым товарищам. Благодаря этой работе удалось раскрыть немало планов оккупантов, направленных против украинского подполья. Контрразведка ГПУ все же сумела разоблачить Юрия. Он был арестован и приговорен к смертной казни, которую «гуманные» коммунисты заменили длительным сроком тюремного заключения.
Опыт разведчика пригодился Горлису-Горскому и в дальнейшем, который научился быть безжалостным в борьбе с врагами, захватившими Родину. Несомненно, вырвавшись из Советской России, он был намерен продолжить борьбу с коммунистическим режимом.
Существует множество сплетен и слухов о том, что Горлис-Горский являлся агентом польских спецслужб, сотрудником немецкого Абвера, находился в контакте с английской разведкой… На самом деле он служил лишь Украине и больше никому.
В 1939–1940 гг. Горлиса-Горского, уже широко известного в украинской диаспоре писателя, украинцы Канады пригласили переехать в Новый Свет на постоянное жительство. К этому времени Западная Украина уже была оккупирована советскими войсками, а в Европе шла Вторая мировая война. Согласно одной из версий, канадские украинцы уже купили писателю билет на пароход, который должен был отправляться из Франции, но поскольку Германия и Франция находились в состоянии войны, то Горлису-Горскому пришлось ехать в обход воюющих стран — через Турцию, Сирию и Северную Африку.
На самом деле эта версия не выдерживает элементарной критики. Из Югославии, в которой в то время жил Горлис-Горский он мог добраться до Франции через Италию (которая в то время еще не находилась в состоянии войны с Францией) или через Швейцарию. Вероятно, цель его поездки была совершенно иной.
Поезд из Стамбула на огромной скорости несется через долины, горные хребты и тоннели в далекую Сирию. Основная масса пассажиров — турки и арабы, есть также несколько европейцев: Горлис-Горский и двое его спутников. Так начинается рассказ «Дорожные зигзаги», вернее его вторая часть, посвященная поездке на Ближний Восток:
«В вагоне, кроме нас, трех иностранцев, новая интеллигенция новой Турции. Такая, как и в Стамбуле, в Анкаре. Нигде не приходилось мне видеть таких коротких юбочек, глубоких декольте и таких разукрашенных женских лиц, как здесь. Видно, что лозунг „догнать и перегнать Европу“ — в этой части — привился неплохо. А за окном — серая малоазийская Турция, всунутая Ататюрком в одесскую босяцкую кепку. Нет и следа фески или чалмы — они строго запрещены. Чтобы отучить от них упрямых турок, новаторы снимали их иногда вместе с головой. И странно теперь смотреть на турецкого крестьянина: те же шаровары, иногда халат, а на голове — „фартовая“ кепка».
Всего несколько фраз, а какие емкие! Горлис-Горский сразу же разглядел, что за витриной европеизации, которую с чрезмерной энергией внедрял Ататюрк, скрывается идейная убогость и беспомощность новой турецкой «элиты», стремившейся подменить подлинные реформы, в которых действительно нуждалось общество, декоративными конструкциями, неспособными вывести страну из затяжного экономического и духовного кризиса.
Значительная часть реформ Ататюрка была направлена против ислама и мусульманских традиционных ценностей, которые веками были неотъемлемой частью османской культуры. Большевистскими методами турецкие кемалисты проводили эмансипацию женщин, вынуждая их одеваться в самые худшие образчики европейской одежды, безвкусные, нарушающие исламские нормы морали.
С нескрываемым сарказмом Горлис-Горский пишет:
«Привлечение к новой культуре внешне меньше, но, по-видимому, глубже коснулось женщины-крестьянки. Пересадить ее из шаровар в короткую юбку не удалось, но лицо перед людьми закрывать она не смеет. Так что носит она на голове ту самую длинную шаль и <…> закрывает ею лицо тогда, когда никто этого не видит… Один из моих товарищей по путешествию хорошо владеет турецким и арабском языками. Говорим, при его посредничестве, с соседями турками. Элегантная турчанка в юбочке выше чулок фыркает на своих турецких мужиков, которые никак не поймут духа времени и не желают отрекаться от старых предрассудков. Старый интеллигентный турок в хорошей европейской одежде покачивает головой, а на лице: „Сказал бы я вам свое мнение, да… боюсь“».
Поезд пересекает границу, и Горлис-Горский вместе со своими товарищами оказывается в Сирии, которая в 1940 году все еще была французской колонией. Граница между двумя мусульманскими странами выглядит как граница между двумя мирами. Французы, хотя и пытались насадить в Сирии свои порядки, в религиозные вопросы мало вмешивались — именно поэтому даже внешне сирийские мусульмане отличались от своих братьев по вере из Турции. Более того, Горлису-Горскому на минуту показалось, что он не на далеком Ближнем Востоке, а у себя дома, в Украине:
«В вечерних сумерках подъезжаем в город Алепп, или Алеппо. <…> На полустанке в вагон заходит группа казаков Запорожского корпуса из 1919–1920-го года. Осовремененные широкие шаровары, короткие жупанчики цвета хаки, черные каракулевые шапки с красными шлыками… Через плечо — пулеметные ленты с патронами… Но это только воины иррегулярных арабских формирований».
Ситуация в Сирии и соседних мусульманских странах была крайне нестабильной. Разведки Англии, Германии, Франции, Италии и СССР, стремились использовать регион в своих целях. Итальянские войска уже готовились вступить в войну на стороне Германии и начать наступление на Египет. Одновременно с ними Третий Рейх стремился через свою агентуру в Сирии, Ираке и Иране использовать эти страны против Англии.
Горлис-Горский ни словом не обмолвился, почему в этой поездке его сопровождали сербы, один из которых по странной «случайности» свободно владел турецким и арабским языками; почему они всюду представлялись журналистами, хотя, по идее, ехали транзитом во Францию, где их ждал пароход в Канаду. Скорее всего мы так и не узнаем подлинной цели этой поездки — по некоторым данным Горлис-Горский со спутниками из Сирии отправились в Саудовскую Аравию, — хотя ее несложно представить. Несомненно, Горлис-Горский выполнял определенную миссию, которая соответствовала его жизненным убеждениям.
Много лет спустя после таинственного исчезновения писателя в 1946-м в одном из писем жена Горлиса-Горского Галина Гришко писала:
«От себя подтверждаю (и даже присягаю), что Юрко никогда в жизни не работал на немцев, на поляков, а [только] на Украину, против российского большевизма…»
Вероятно, именно с борьбой против Советской России и была связана эта необычная поездка по странам мусульманского Востока.
