Роман Виктории Гранецкой «Счастливый» появился на полках книжных магазинов одновременно с романом скандального Мишеля Уэльбека «Покорность». Спустя полгода книгу догнал не менее скандальный Буалем Сансаль с романом «2084: Конец света». По интересному стечению обстоятельств все три романа касаются одной темы: Ислама. Условно их можно назвать «Исламской трилогией».
В свете этого Виктория Гранецкая рассказала, что побудило её обратиться к теме Ислама, поделилась собственными взглядом на религии и их последователей, отношением к именитым коллегам по перу и творческими планами.
Романы «Счастливый», «Покорность» и «2084: Конец света» касаются темы Ислама. Конечно, она в книгах не главная, но это «красная лента», которая держит сюжеты вместе. В связи с этим есть первый вопрос: что же побудило к работе над «Счастливым» и акцентированию внимания на одной из самых распространенных в мире религий?
— Спасибо за место для моего «Счастливого» в условно-тематической «Исламской трилогии» — неожиданное, но интересное для меня позиционирование. Новый роман действительно существенно отличается от того, что я писала ранее, но это, так сказать, незапланированная «инаковость» — просто мне повезло встретить живую реальную историю, ради прописывания которой без раздумий отложила на потом свои придумано-книжные сюжеты. И в этой истории был Ислам. Конечно, можно было бы попробовать обойтись без религиозного контекста, сосредоточившись исключительно на теме любви, браке и рождении детей, это бы упростило рукописи путь к издателю. И в то же время от такого «упрощения» проиграла бы сама история, превратившись в еще один социально-любовно-сентиментальный роман, которых, к счастью, уже есть немало. А хотелось создать что-то принципиально новое в современной украинской литературе — книгу, которая станет особняком на фоне написанного другими и мной. Тема украинских мусульман щекотливая, сложная и как никогда актуальна сейчас, поэтому надеюсь на появление следующих художественных текстов уже от наших авторов, говорящих об Исламе здесь и сейчас.
На фоне твоих прошлых работ «Счастливый» отличается абсолютно всем. По большому счету, это история о каждом из нас, история, которая могла произойти с кем угодно: с друзьями, с родственниками или соседями…Но несмотря на написанное, все равно надо заметить, что она также не лишена определенной мистики. Здесь имею ввиду пророческие сны, которые видели герои романа. Между строк усматривается что-то вроде «пути Господни неисповедимы, но имеющие четкий план». Поэтому что это: бессознательное обращение к предыдущим жанрам или все-таки сознательная необходимость в новом произведении?
— Наверное, и то, и другое, всего понемногу. Спроси любого человека — практически у каждого найдется свой «мистический» опыт, так же и у моих героев он присутствует. Мы склонны полагаться на рок, искать знаки судьбы и опеку высших сил. А если учесть, что Ислам еще и очень мистическая религия, то «пазлы» сложились просто идеально. Другое дело, насколько я позволила себе «охудожествить» полученный фактаж. Немного позволила. Я автор-мистик, для меня это возможность поставить «автограф» на свой иной текст, придать ему узнаваемости а-ля Виктория Гранецкая.
В отличие от коллег по перу, которые, как кажется на первый взгляд, больше осуждают исламский мир, ты, наоборот, в рамках «Счастливого» говоришь о толерантности и братстве: нет злых религий, есть просто злые последователи. Поэтому, учитывая реалии европейского настоящего и мировую тенденцию в целом, где, по твоему мнению, надо провести границу между благородной толерантностью и воловьей терпимостью, о которой пишет тот же Сансаль?
— Вполне согласна, если бы сейчас не было аннексированного Крыма и войны на Востоке Украины с единоверцами-христианами, у нас было бы гораздо больше времени для религиозных противоречий с мусульманами — и кто знает, к чему привело бы такое противостояние. Наверное, каждый автор здесь сознательно или бессознательно проговаривает свой опыт познания Ислама и общения с представителями этой религии. Лично у меня изучение темы заняло гораздо больше времени, чем само написание романа. Впоследствии я презентовала книгу в разных городах Украины, в том числе и в Исламском культурном центре нашей столицы, и это была одна из самых ярких и интерактивных презентаций. Я встретила там современных образованных людей, готовых слушать и воспринимать, людей, действительно открытых к диалогу. Поэтому не могу рассматривать Ислам как угрозу для Украины. Украинские мусульмане другие. Они ассимилируются, а не растворяются. Это обычные люди, которых мы ежедневно видим на улице, но и не догадываемся, что они исповедуют Ислам, потому что эти люди не размахивают им, как флагом, требуя нашего внимания. Это крымские татары, о трагической судьбе которых мир услышал в разрезе того же «Евровидения». Это чеченский полевой командир Мунаев, который погиб, защищая Украину в этой необъявленной войне. Это женщины из Исламского культурного центра, которые занимаются благотворительностью без учета религиозной или этнической принадлежности тех, кто нуждается в помощи. Может, это нам следует поучиться у них терпимости и толерантности? Конечно, что за рубежом ситуация кардинально другая. Но парадокс — определенная часть европейцев так же ищет личностную альтернативу стремительной индустриализации и криминализации социума именно в Исламе как «религии ненасилия». Что интересно, многие люди даже не догадываются, насколько они уже сейчас мировоззренчески близки к философским учениям Ислама, пока не начинают основательно изучать и открывать его для себя. Вероятно, именно о такой угрозе говорится в упомянутых антиутопиях? Хотя я не заметила в романах Уэльбека и Сансаля выразительной антиисламской позиции. Скорее наоборот: искусно описаны преимущества жизни согласно законам шариата, особенно что касается материальных благ.
Работая над своей историей, провокатор Уэльбек сравнил победу на выборах во Франции мусульман с приходом к власти национал-социалистической партии в Германии. Этим он виртуозно намекнул, что будущие фашисты тоже получили власть путём демократических выборов. В то же время Буалем Сансаль не прибегает к тонкостям политики и, наследуя Джорджа Оруэлла, пишет, что результатом господства «Йолаха и Аби — его Делегата» стала война. Итак, если отмечать различия в подтекстах романов, что бы ты сказала авторам, если бы вам пришлось представить свои книги вместе?
— Ну, если бы такое вдруг стало некогда возможным, то мне было бы интереснее послушать метров, чем проговорить своё. Тем более, что вокруг моей книги в Украине не было конфликтов, а вот выход «Покорности» во Франции сопровождался (хочу верить, что это было просто совпадением) громким терактом. Что чувствует писатель, когда созданный им футуристический мир отражается в реальности? Нет, я так же уважаю жанр антиутопии и не боюсь браться за сложные «мужские» темы в литературе, но мне до сих пор не приходила в голову идея концептуально-религиозного «апокалипсиса». А здесь мы имеем интересную тенденцию «исламизации» общества сразу от двух авторов мирового уровня. Можно так же легко выдать в Европе скандальный роман о христианстве? Если мы свободно дискутируем об Исламе, то почему бы не поговорить и о других религий?
В отличие от «Покорности», романы «Счастливый» и «2084» имеют общие черты. И ты, и Сансаль охватывают всю толщу социальной жизни. Здесь вопрос: акцент на проблемах общества — это необходимость или просто базис для истории? И если действительно необходимость, какие есть варианты решения отмеченных проблем?
— Как очевидец своего времени, считаю крайне важным зафиксировать реалии, в которых живут мои герои. Это непременная составляющая любой истории, потому что детали действительно определяют историю. Ведь она могла бы произойти с кем угодно и где угодно, как было справедливо замечено, и каждый раз развивалась бы иначе. Не хочу даже представлять, какой когнитивный диссонанс постиг бы европейцев, если бы они воочию увидели, к примеру, состояние украинской медицины, описанное в моем романе. Или как у нас «решается» вопрос бездомных животных. Или поступление главного героя в университет — обычное дело, нужны деньги на взятку для чиновников. Поверили бы они, что такое возможно в наше время? Надеюсь, что и мы когда-то будем читать это и удивляться, как раньше могли так жить. Впрочем, я не знаю, когда это произойдет и что для этого нужно сделать. Наверное, каждый должен начать с себя. Из уважения к себе и своему окружению. Недавно в общественном транспорте стала свидетелем того, как кондуктор вежливо обращался к пассажирам «господин» и «госпожа» вместосовково-общепринятого «мужчина» или «женщина» (для Винницы это еще привычное состояние вещей). Казалось бы, мелочь, но люди менялись прямо на глазах, благодарили за билет, охотно уступали свои места, удивленно улыбались — всем понравилось быть вежливыми «господами», не только серой массой, маркированной по примитивным гендерным признакам.
Ты работала над «Счастливым» с 2012-го по 2015-й год. Поскольку твой роман охватывает окружающую реальность в целом, не обошел он и тему Майдана. В книге есть ситуация, которая сейчас многим кажется ироничной: человек отстоял Майдан, чтобы потом отправиться гастарбайтером за границу. Как бы ты сейчас прокомментировала такие обстоятельства?
— Именно так произошло в реальной жизни, к сожалению. Хотя здесь читатель может заметить и положительный аспект романной истории: герой отправляется в Азербайджан, и это первый шаг к примирению с отцом, который наконец понимает, почему сын выбрал в свое время Украину. Потому что в Украине был возможен вот такой Майдан. Да и вряд ли мы надеялись, что сразу после Революции достоинства будут решены все те социально-экономические проблемы, которые накапливались в течение десятилетий. Нам остается только гадать, какой была бы наша страна сегодня, если бы на Востоке не вспыхнул вооруженный конфликт. Кстати, в этой части романа интересны рассуждения отца главного героя, который в свое время прошел через Нагорный Карабах, и находит немало похожего в сценариях двух конфликтов.
Возвращаясь к «Исламской трилогии» и религиям, многие считают, что религия — это действительно опиум для народа. Она предусматривает абсолютную покорность. Тот же Сансаль в своем романе отметил, что в религиозном мире человек, который спрашивает и дискутирует, — еретик. А как складываются твои отношения с религиями? Чего, по твоему мнению, в них больше: преимуществ или все же недостатков?
— Я как раз тот человек, который спрашивает и дискутирует, однако не оставляет за собой право осуждать ту или иную религию, поскольку не уверена, что точно знаю ответы на экзистенциальные вопросы бытия. Конечно, я понимаю, это внутренняя потребность каждого — иметь Бога, свою совершенную картину мира и право на свою молитву согласно устоявшихся обычаев и канонов. Поэтому рассказывая историю духовных поисков других людей, вместе с ними ищу эти ответы. Если когда-то мне придется писать о героях, исповедующих иудаизм или буддизм, я так же буду изучать эти вероисповедания, чтобы мой рассказ был правдивым.
«Счастливый», «Смирение» и «2084: Конец света». В романах читатель замечает силу и дерзость Олеси и Юсифа, Франсуа и Ати, с которыми те принимают вызовы судьбы и пытаются преодолеть трудности настоящего… Но вопрос вот в чем: как известно, в истории человечества нет ни одного периода, который можно было бы охарактеризовать как райское наслаждение. Человеческое племя похоже на океан, а он никогда не бывает спокойным. Не означает ли это, что с некоторыми реалиями действительно лучше смириться, как сделал один из героев трилогии? Итак, кто из персонажей тебе больше импонирует? Ты в этом смысле боец или человек, который учитывает собственные силы и может уступить обстоятельствам?
— Не буду оригинальной — меня всегда привлекали сильные личности, способные отстоять себя и свои убеждения, о них и пишу в «Счастливом». Так же и в реальной жизни не хочу компромиссов с совестью. Поэтому мне изрядно импонирует Ати Сансаля, который стремится к познанию истинной сути вещей; и в то же время меня неприятно удивляет Франсуа с Уельбековой «Покорности», который плывет по течению, не способен на глубокие чувства и решительные действия в общем, человек без идеалов и убеждений — движущей силы, побуждающей к борьбе. Но я понимаю автора, который писал этого персонажа. Франсуа — олицетворение своего поколения, плод своего времени и системы ценностей. Если бы сама работала над подобной историей, её финал был бы точно таким же. Этого требует художественная достоверность текста.
Общение начали с традиционного вопроса, поэтому традициями и заканчиваем. Скажи, что нового мы прочитаем в твоем доработке и чего нам ждать в будущем? И еще, история «Счастливого» кажется незаконченной —продолжение возможно?
— Продолжение «Счастливого» пишется самой жизнью, мне же останется только перенести всё это на бумагу, если читатели очень захотят и реальные герои будут не против. Но лет через десять-двадцать, не раньше. Это уже будет история взросления детей и «взросления» нашей государственности после Революции достоинства. Надеюсь, к тому времени героям уже не придется искать заграничных заработков, чтобы прокормить семью… Сейчас же завершила роман-антиутопию в соавторстве, пишу короткие рассказы, собираю материалы для исторического романа. И, конечно, нерифмованная поэзия. Это то, что не требует никаких усилий с моей стороны, так как всплывает невольно завершенно и целостно, как будто это не я пишу, а кто-то невидимый диктует мне готовые тексты. К слову, в верлибрах уже нет Ислама, зато часто присутствует эхо библейских сюжетов и архетипов, удивительно органично вписывающихся в моё личностное «сопротивление вещей».
Что должно произойти в жизни Виктории Гранецкой, чтобы она приняла Ислам и стала подчиняться всем его установкам?
— Жизнь — такая непредсказуемая штука, поэтому предпочитаю ничего не загадывать наперед. Просто пока не тяготею ни к одной из религий, и это моё идеальное состояние, котороё дает свободу откровенно и беспристрастно говорить о вещах, о которых обычно говорят хорошо или никак, и любить одинаково всех своих литературных героев, независимо от их характера и вероисповедания.
Источник: Друг Читателя
