Этническая история Украины не мой главный научный интерес, однако общаться с западными коллегами об обстановке в нашей стране приходится часто. По сути, эта ситуация известна многим, когда тебя спрашивают: «А с какой вы части Украины — с Востока или Запада?» (если ты не из Киева, который где-то «посередине»), словно у нас положение такое, как было в свое время в послевоенной Германии, разделенной на ФРГ и ГДР. Приходится отвечать, еще и обосновывать неправомерность этого разделения. Но одно дело — что-то доносить нашим согражданам, с которыми находишься в тех же реалиях, другое — европейцам, которые чем больше слышат новых для себя фактов, тем больше сомневаются в их правдивости.
Да, с 2014 года пропагандисты Кремля упорно продвигают миф об «юго-востоке Украины» как отдельной территории, где якобы проживает пророссийское население, страдающее от гнета «преступной киевской власти». Лишь в 2016-м, после достижения условной (или призрачной?) стабильности на Донбассе, разговоры о «Новороссии» несколько утихли. Тем более, что ее «переименовали» в «Малороссию». Какими бы смешными с исторической точки зрения эти потуги не выглядели, РФ не отказывается от идеи давления на Украину, в том числе и через гуманитарную сферу.
Как известно, «Новороссийская губерния» с центром в Екатеринославе появилась в результате отделения южной части Украины от Крымского ханства и Османской империи во второй половине ХVIII века. Уже после ликвидации ханства в 1783 году и последующих успешных действий на территории современной Одесской области Российская империя в корне изменила состав населения региона: выселялись ногайские племена, мигрировали крымские татары, некоторые земли фактически оставались безлюдными, что вызвало потребность в массовой колонизации в XIX столетии. В некоторых регионах от предыдущего населения остались только имена собственные населенных пунктов, рек, озер и т. д. (особенно в Одесской области) и немногочисленные архитектурные достопримечательности.
Не так давно я помогал коллегам из Херсонского краеведческого музея вычитывать надписи на османских и татарских надгробиях, собранных туда мало не со всего Юга. Среди них встречаются и могильные плиты XVII–XVIII веков, которые принадлежали известным людям (религиозным деятелям, купцам, военным); на самом деле это всего лишь тысячная доля всего того прошлого, которое было уничтожено, вывезено, распродано… Такова природа степи: она, как и пустыня, поглощает историю, особенно ту, с которой уже не считаются живые поколения.
Как исследователю крымскотатарского философского наследия мне приходилось держать в руках рукописи выходцев из этого региона, оказавшиеся в библиотеках Турции, Польши, Германии, США и других стран. Даже несколько монументальных архитектурных памятников, таких как знаменитая Аккерманская крепость, требуют более широкого исследования и сохранения (недавно там были открыты еще и остатки мечети). И вот здесь мы сталкиваемся с частью исторической памяти, которая усилиями завоевателей с Севера была практически уничтожена, — это так называемая Ханская Украина. Термин, особенно в современных реалиях, может чем-то напоминать «советскую Украину» или «Малороссию», но он исторически использовался — так называли южную часть Правобережья в XVIII веке, которая входила в Османскую империю. В конце ХVII века здесь даже были свои казацкие гетманы, которые находились под протекцией султана. Рассказывать историю этих земель, особенно после того, как «Ханская Украина» расширилась до севера современного Подолья (1672–1699), можно много, но вот культурный аспект пребывания украинских земель в составе Османской империи изучен недостаточно. Как воспринимало население османского султана, особенно в условиях XVIII века, когда на «ханские» земли бежали от порабощения? Как развивались межрелигиозные отношения, ведь несмотря на «мусульманскую» власть, в некоторых регионах, особенно сельской местности, большинство населения продолжало исповедовать православие, католицизм, иудаизм и другие религии. И этнический состав, в конце концов, был здесь чрезвычайно пестрым. Если почитать, например, описание Аккермана (Белгород-Днестровского), Измаила, Очакова и других городов украинского Юга XVII–XVIII веков, то картина представляется очень привлекательной: они были примерно такими, как современные исторические города Турции (Стамбул, Анкара, Анталья, Синоп). Мы много знаем о Роксолане (особенно благодаря новейшим публикациям ее писем), но наши «роксоланы» мужского рода, которые, будучи выходцами из Буджака и Едисана, занимали высокие должности в Османской империи, известны нам мало. Граница христианского и мусульманского миров, которая проходила именно по Югу Украины, позже отодвинулась далеко в этом направлении, и культурное богатство прошлого стало для нас «османским игом».
Да, российская историческая наука приложила все усилия, чтобы показать тюркский мир варварским, захватническим, деструктивным. Тогда же появлялись различные «письма запорожцев турецкому султану», которые даже в школьных учебниках независимой Украины выдавались за подлинные документы (и резко контрастируют с реальными челобитными Богдана Хмельницкого в Стамбул, на сегодня найденные в архивах и опубликованные). Казаки в российском представлении были яростными врагами всего «бусурманского», и современный образ казаков (или «псевдоказаков»), раскрученный российскими медиа, — это идеал верных и последовательных приверженцев «русского мира», которым ненавистно всё то украинское, что не вписывается в рамки «новороссий» или «малороссий». Сегодня уже можно прямо говорить, что этот «русский» нарратив в Южной Украине стал одним из основных ментальных факторов оккупации. Интересно, что еще в XVIII–XIX веках «османская идентичность» (соответственно конверсия в Ислам и лояльность султану) не воспринималась как нечто совершенно чуждое. Например, в Бережанах (Тернопольская область) долгое время работал переводчик Краковского каштеляна, некий Ян Харовский (Папа-Заде), который в начале XVIII века переводил с османского и на османский язык различную литературу, в частности мусульманскую и христианскую. Его огромный рукописный фонд (более 100 текстов) сохранился в архиве Дрездена (Германия) и еще ждет своих исследователей. Михаил Чайковский (Мехмет Садык-паша, 1804–1886) с Киевщины, который в годы Крымской войны воевал на стороне османов во главе «корпуса оттоманских казаков», также очень интересная фигура. И это лишь несколько примеров османо-украинских идентичностей. Однако ни в одном отечественном учебнике, к сожалению, мы их не увидим.
Буджак («угол», юг Одесской области) и Едисан («край семи племен, на севере Одесской области и Транснистрии) породили многих ученых, которые имели значимые научные достижения. Конечно, контекст их творчества был мусульманским, но это не образцы обрядовой религиозности или политической теологии, а духовное достояние поэтического, литературного и философского образцов. Например, у нас часто дискутируют о том, были ли поэты и прозаики, которые писали на русском, «нашими». А что же мы, интересно, скажем об османском поэте Накши Али Аккирмани (ум. 1665), авторе знаменитого сборника «Источник жизни»? Видимо, «к своим» его точно не причислим, как и еще десятки выходцев из Аккермана, Килии, Очакова, Хотина, Балты и т. д. В других странах, в частности в Турции, по этим фигурам (например, мыслителю Мехмеду Аккирмани, который предложил оптимальный вариант решения проблемы свободы воли и божественного предопределения) сегодня защищают диссертации, а у нас уровень заинтересованности такими вопросами очень низок. Этническая, культурная и социальная история этого региона — набор страниц, из которых пока очень сложно выложить единую картину, а она так нужна нашему государству в тех условиях, когда враги рассказывают, что, мол, Украина является «искусственно созданной» территорией с «подарками» русских царей.
Конечно, для турок всё это наследие своё, особенно когда исламские достижения прошлого играют все большую роль в политических проектах президента Эрдогана. Но у нас не тот случай, чтобы разбрасываться историей: многие страны делают туристический бизнес, мягко говоря, на не очень своем наследстве, но вместе с тем прилагают усилия, чтобы его сохранить. «Османское» (так же и татарское, которое начало всерьез интересовать украинцев только после 2014-го) у нас воспринимается не так, как «польское», «немецкое» или другое европейское, это нечто более чужое. Тот клин, который между османским и крымскотатарским прошлым вбила в своё время российская историческая наука, мешает нам достойно взглянуть в прошлое, расставить все точки над «і» и наконец перестать воспринимать средневековье и ранней модерн только через российскую имперскую призму.
Кто-то может увидеть в таких тезисах другую сторону: зачем нам подчеркивать какую-то «турецкую» составляющую истории, это ли не та же опасная игра, которая в варианте с «русским миром» в Украине привела к потере Крыма и части Донбасса? На самом деле, когда речь идет о «Ханской Украине» или бывшем османском пространстве в общем, здесь вопрос не в «чужом», а в «своем». Это происходило в нашей стране, выдающиеся фигуры, связанные с османскими городами в Украине, имели смешанное этническое происхождение, и, наконец, тюркские народы были частью этногенеза украинского народа. Не говоря уже о культурном влиянии: такое количество тюркизмов (арабизмов и персизмов, заимствованных через турецкий), сколько содержит украинский язык, среди славянских есть еще только в боснийском. Восстанавливая историческую память, мы как бы прорисовываем образ своей страны в прошлом, не только в тех границах, которые она имеет, но и в широком культурном и геополитическом смысле. Пожалуй, это еще один способ вернуть себе желанную международную субъектность, из которой нас на долгие годы выбросили иностранные оккупации.
