Турецкая писательница, публицист и искусствовед Назан Бекироглу в одном из своих исследований задалась вопросом — почему каноны западного изобразительного искусства не прижились в исламе и какие особенности отличают творческие работы художника-мусульманина (на примере знаменитого искусства миниатюры) среди других образцов художественного наследия человечества.
Статья Назан Бекироглу «Абстрактные и бестелесные…» несомненно заинтересует тех людей из нашей аудитории, в круг интересов которых входят история религий, мировое художественное наследие и взаимодействие культур.
Перевод статьи, с оригиналом которой на турецком языке (Nazan Bekiroğlu, «Minyatürün gölgesi») можно ознакомиться по этой ссылке, осуществила его украинская исследовательница и востоковед Ольга Максименко.
Принцип мимезиса (с греч. «воспроизведение, копирование, подражание»), являющийся стержневым в западном искусстве, ограничивается внутренним пространством пещеры Платона. Древнегреческий философ Платон уподоблял пещеру чувственному миру, в котором живут люди. Подобно узникам пещеры, они полагают, что благодаря органам чувств познают истинную реальность. Но это иллюзия, поскольку от истинного мира, который находится за пределами пещеры, до них доходят только смутные тени. Проникнуть в сущность истинного мира можно, постоянно задавая себе вопросы и находя на них ответы.
Суть мимезиса достаточно легко постичь сквозь призму повседневного восприятия: искусство — это отображение, а мастерство художника измеряется его умением достоверно отобразить окружающую природу. Согласно этому критерию, ребёнок на картине должен быть похож на ребёнка, занавес — на занавес, виноградная гроздь — на виноградную гроздь и т. п. Всё должно быть предельно реалистичным. В стремлении к этой реалистичности мастерская Леонардо да Винчи превращается в анатомическую лабораторию, а Микеланджело обращается к созданной им скульптуре Моисея с возгласом: «Говори, прошу тебя, говори!».
Но те каноны, которые были приняты в западном искусстве (прежде всего, стремление к копированию действительности), не «прижились» в искусстве Ислама. Более того, «Говори, о Моисей!», с точки зрения мусульманского художника, таит в себе немалую опасность. Ведь нельзя пытаться «создать» подобие того, что создал Аллах, да ещё и восхищаться своим творением. Поэтому в исламском искусстве был выработан собственный стиль —абстрактный, представляющий собой полную противоположность копированию. Мусульманского художника не интересует то, что находится внутри пещеры, — его воображение занято тем, что находится за её пределами. Он не повторяет изображения видимого и осязаемого мира (âlem-i şühûd), а стремится узнать о мире, скрытом от его взора, мире неосязаемом и сокровенном (âlem-i gayb). Его интересуют не тени на стенах пещеры, а их сущности, их оригиналы. Но постичь это очень сложно, и в этом мы можем убедиться.
Если невидимый мир — это область интуиции и его невозможно познать с помощью органов чувств, как же можно о нём рассказать? Ведь пленник, заключённый внутри пещеры, не видел того, что находится за её пределами. Как же он сможет это описать? Это состояние неосведомлённости на уровне ощущений и подталкивает мусульманского художника к тому, чтобы попытаться рассказать о том, что он хочет, не в прямом смысле, а в переносном, или же используя разные символы. Но возникает ещё одна проблема: вещь, которая находится перед нами, ограничена (образно выражаясь) пещерой человеческой фантазии. Вообразить что-либо за её пределами невозможно. Каким же образом художник, имея в своём распоряжении материал исключительно внутри пещеры, сможет передать информацию о том, что находится снаружи? Какие средства он для этого использует? Возможно ли вообще рассказать о том, что не имеет «реальности», о том, что лишено своей реальной оболочки?
Ответ на этот вопрос мы найдём в искусстве миниатюры. Миниатюра, у которой прослеживается тесная связь с природой и окружающим миром, в то же время весьма отдалена от него. И вот эта «двойственность» даёт нам представление об абстрактном, отвлечённом характере исламского искусства. Художник-миниатюрист имеет дело с тем же материалом, что и его западный коллега, — он тоже видит перед собой и горы, и людей, и оленей, и тюльпаны, но обращается с этим материалом совершенно по-другому. То, как он изображает фигуры на своих картинах, демонстрирует нам метод, существенно отличающийся от копирования. Если мы посмотрим на миниатюру, то увидим, что здесь отсутствуют типичные для картин западных классических художников перспектива и третье измерение, нет иллюзии глубины пространства, нет ощущения объёмного изображения. Искусство миниатюры, прежде всего, не признаёт требования, что все фигуры, изображённые на картине, должны быть «как живые». Его другие отличительные черты: отказ от применения светотени и оттенков одного и того же цвета (используются только неразбавленные краски), несоблюдение расстояния между предметами (их размеры не соответствуют тому, близко или далеко они находятся). Художник-миниатюрист рисует каждую ресницу пасущегося в горах оленя на дальнем плане и каждую ресницу падишаха на ближнем плане, с одинаковой чёткостью изображает прожилки на лепестках тюльпанов, растущих в горах, и их «двойников» в дворцовом саду, сводя таким образом всё в одну плоскость. Любой изображаемый предмет имеет длину и ширину, но не имеет глубины, благодаря которой он мог бы восприниматься «как живой». Он состоит из одной воображаемой плоскости. Теперь мы видим, каким образом художник, имея в своем распоряжении только материал внутри пещеры, может, используя этот материал, рассказать о том, что находится за её пределами, к каким символам он прибегает. Он не восклицает: «Говори, прошу тебя!», стоя перед нарисованной им картиной-отражением, а составляет краткую картину увиденного, подобно картине мира, которую составил средневековый суфийский философ Ибн Араби.
Каждый предмет, изображенный художником на бумаге, является не реальным, а воображаемым, — как отблеск света или тень, отбрасываемая этим предметом. То, что мы видим, — это не одушевлённая сущность, а её копия, мимолётная тень. Поэтому на миниатюре отсутствуют привычные для нашего глаза очертания теней. Ведь как может отбрасывать тень то, что лишено реальных очертаний? Изображённые на миниатюре люди лишены какой-либоиндивидуальности, их лица, обращённые к нам, одинаковы. Они, словно птица Феникс, бестелесны и не принадлежат к реальному миру.
Перевод c турецкого Ольги Максименко
